Приобрести самое дорогое в жизни. Ты отдашь самое дорогое.
Глава 3.
Деревня, куда перевезли Юлю, считалась богатой. Недалеко город, многие ездили туда на работу, был свой ФАП, в соседнем селе школа и церковь. Приезжали на лето дачники, многие жители торговали на небольшом базарчике рядом с трассой и там останавливались многие проезжающие.
Держали скот, засаживали большие площади клубникой, все это продавалось. Наверное, поэтому и не очень понимали тех, кто жил бедно. Это такая ментальность у людей и её трудно исправить. Да, к Юле начали обращаться соседи, то с одной, то с другой болячкой. Она никому не отказывала.
Но теперь женщина из сна заставляла её собирать травы, показывая их в зеркале и рассказывая, как и от чего применять, как заготавливать, как сушить. Тяжело ей было успевать и в лес пойти за какой-то особой травкой, в огороде успеть. Ведь нужно было зимой что-то кушать.
Соседи за помощь и лечение приносили ей то полведра молодой картошки, то десяток яиц, то пакет огурцов. Огурцы и свои уже завязались, но она только благодарила и все. Делала из них малосольные. С картошкой очень вкусно. Постепенно начали обращаться и со всей деревни.
Ну не прямо очередь стояла, но раз в день кто-то приходил со своими проблемами. Как-то пришла одна молодая женщина и спросила, может ли Юля вывести ей пятна на лице, которые после родов остались.
— Могу, но у меня нет гусиного жира для мази.
— А много тебе нужно?
— Нет, примерно ложку.
— А, я принесу жира, у меня есть в холодильнике. Мы гусей держим, оставляли.
Женщина принесла в пакетике жира, причем действительно не больше ложки и Юля сказала, что на завтра сделает. На следующий день она отдала мазь в том же пакетике, баночек у неё не было таких, не пол-литровую же отдавать. Женщина взяла пакет, зачем-то понюхала внутри.
Потом достала из кармана сто рублей, сунула в карман Юле со словами – бери, так положено и ушла. Юле было как-то даже неприятно. Она и сама понимала, что отказываться не стоит, тем более, в её –то положении. Нужно баллон заправить на осень и зиму, за свет будет больше расхода.
А пенсия копеечная. Но хоть так пусть, и это деньги, — успокаивала она себя. Мазь была чудодейственная, за три дня лицо очистилось и помолодело, ведь женщине было тридцать восемь и морщинки вокруг глаз уже появились. Вот тут и зачастили к Юле женщины, даже городские дачники.
Конечно, выторг был и у владельцев гусей, у кого жир остался. И только две женщины принесли жира больше, чем нужно было для мази. Его она убрала про запас в морозилку. Всем мазь омолаживающую делала с учётом типа лица, для сухой или жирной кожи. Но все равно люди её недолюбливали.
И за её улыбку неизменную, за вежливость и безобидность, что было непривычно для деревни, ведь все друг у друга изо рта вырвать могли. За то, что хромала, за то, что горбатая. Ведьма и всё тут. А однажды мальчишка, крикнув ей – ведьма, кинул в неё камешком.
Не попал, но взрослые видели, а сделали вид, что не видели. И все ничего, но на следующий день мальчишка ногу сломал. Юля ни в чём не виновата была, просто у парня шило в одном месте было, сам на дерево соседское за яблоками полез, и ветка треснула под ним.
Но разве народу объяснишь? Ведьма и всё. Начали вообще отворачиваться, как увидят Юлю, на другую сторону улицы переходить. Но в случае необходимости приходили за помощью.
В начале сентября, как раз когда пришла пора копать картошку, нужно было на болотах набрать травы и мха сфагнума, пока дожди не начались. Она собралась с самого утра, пусть и роса выпала и поспешила, взяв две корзины, одну для трав, другую для грибов. На зиму она уже и заготовила и так, а тут нашла в бане небольшую бочечку.
Решила в неё грибы насолить. Вот уже дважды приносила, ещё корзину и хватит. Картошка вроде бы уродилась неплохая. Она шла привычной дорогой, потом свернула на только ей приметную тропинку, что вела к болоту и к тому месту, где росла нужная ей трава. Трава помогала при женских болезнях.
Набрав травы и мха, повернула в то место, где собирала в прошлый раз грибы. Местные это место не знали, поэтому вся поляна была усеяна ими. Грузди, опята, сыроежки – только успевай подрезать. И неожиданно треснула ветка. Юля насторожилась, хотела встать и оглядеться.
Но вдруг на неё кто-то навалился, затем перевернул её на спину, начал срывать с неё одежду. Мужчина, давно не бритый, грязный, воняющий потом и чем-то кислым шептал ей, что для неё, инвалидки, за счастье, чтобы он на неё позарился. Она вырывалась, но увы, силы были не равные.
Стукнув её головой об огромный корень, чтобы она потеряла сознание, он надругался над несчастной вдоволь и ушёл. Когда она пришла в себя, долго плакала, потом хотела сразу кинуться в воду, но увы (или к счастью), там было мелко. Она обмыла своё тело холодной уже водой, кое –как оделась в разорванную одежду и подхватив корзины, пошла домой.
Хорошо, что на неё не очень обращали внимание и никто не увидел, в каком виде она вернулась. Мылась от той грязи ещё и дома в бане, хорошо, что вода на улице прогрелась немного. Мылась и плакала – за что ей всё это? Ну чем она это заслужила? Чем Бога прогневила?
Лежала потом на кровати, но чувство того, что её тело осквернено, не покидало её. Но жизнь продолжается, нужно было разобрать корзины, перебрать и почистить грибы, отварить их для засолки, положить травы на чердаке для просушки, приготовить обед, а после обеда попробовать копать картошку.
Самой будет трудно все осилить, но помочь ведь некому. Разобралась с травами, сняла и упаковала в мешочки, которые сама сшила из старых тряпок, то, что просохло. Грибов было мало собрано, но она решила, что больше в лес не пойдёт, будет обходиться тем, что есть.
Картошку копала неделю, ей повезло, что стояла погода и она смогла и просушить, и спустить в подпол. Морковку и свеклу решила копать в начале октября, пусть подтянется ещё, ведь посадила и посеяла она всё поздно. Хорошо, пока копала картошку, её не беспокоили.
Через три недели её начало мутить, потом она поняла, что у неё не пришли обычные дни и поняла она, что тот поход в лес не прошёл для неё даром. Сначала расплакалась, а потом подумала, что теперь она будет не одна. Будет живая душа, которая её будет любить. Она будет мамой, чего бы ей это не стоило.
И скажет, чтобы картошкой не рассчитывались, у неё и своя есть, пусть небольшие, но деньги дают, не себе, ребёнку. Ребёнку просить можно. Мысль о том, что она будет не одна, согревали её. Она будет любить этого ребёнка всем сердцем.
Так она и делала, к ней уже из села приходили за помощью, вот она и пыталась объяснить, чтобы они денежкой рассчитывались. И тут женщина из сна начала её ругать, что нельзя ей просить деньги, это запрещено, она должна брать то, что ей дают.
— Да я же не себе, я для будущего ребёнка, — ответила Юля.
— Я говорила тебе, что ты потеряешь самое дорогое? Помнишь? Твой дар поможет тебе выжить, но ты отдашь за это самое дорогое для тебя.
— Нет, нет, нет! Только не ребёнка, — кричала Юля уже наяву.
Затем вскочила с кровати и босиком побежала в горницу, где висели иконы Спасителя и Божьей матери. Она плакала, молилась своими словами, просила, чтобы ребёнок остался жив. Потом вернулась в кровать, но спать не могла. Неожиданно стало светло, как лампочка зажглась, какая-то рука погладила её по голове.
— Не плач, оставишь ребёнка в роддоме, он не умрёт, его воспитают хорошие люди.
